Манин, Юрий Иванович/Стихи

Материал из ChronoWiki
Перейти к навигацииПерейти к поиску

Стихи математика Юрия Ивановича Манина

Из цикла КНИГИ МОЕЙ ЮНОСТИ

Обэриуты

Прекрасной женщины душа
Ленивой бабочкой летает.
Художник, житель чердака,
Ее внезапно уловляет,
Накалывает на булавку
И сносит в государственную лавку.
Она уж не порхает.
Он водку пьет и тяжело вздыхает.
Архитектурный памятник устало
Фронтоном оседает в новый век.
Шаг вбок, шаг вверх — считается побег.
Из дома вышел человек — его не стало.

Западно–Восточный Диван

Жил человек рассеянный на
улице Бассейной.
Вместо шапки на ходу
Он надел сковороду …
Он надел сковороду,
Он в чужую дул дуду,
(Я говорю про всю среду,
С которой я имел в виду
Сойти со сцены, и сойду,
Но не решил, в каком году,
Вот какой рассеянный …)
Он взошел на ауто—да—фе —
Оказалось, там кафе.
Ожидать он стал Годо —
Говорят ему,— Не то!
Он отправил в Амстердам
Чемодан,
А приехал чемодан
В Магадан.
Cев в отцепленный вагон,
Укатил он за кордон,
И его менталитет
Потерял идентитет,
Вот какой …
Расея …
Над равниною неровной
Дует ветер хладнокровный.

(16 февраля 1999)

Памяти Иосифа Бродского

До—светания, — как бы прощаясь глухо,
Тело есть лишь продукт разложенья духа,
Слабый свет — продукт разложенья тела,
Но, как сказано кем—то, не в этом дело.
Из—за поля Хиггса* на берег Стикса
Выбираться, теряя остатки смысла,
Да и голоса, словно бельмо на глотке,
Так что не докричаться гребца и лодки,
Над водой, над которой еще светлеет
Слабый свет. Постепенно и он слабеет.

Примечание: Квантовое поле Хиггса — причина, по которой в ранней Вселенной изначально безмассовые частицы приобрели массу. В результате люди сделаны не из света, как ангелы, а из тяжелой материи. Выдумка трех нобелевских лауреатов, эквивалент первородного греха.

Der Untergang des Abendlandes

Я покинул хронотоп где упорный карабах растирает в прах врагов
И уехал в конотоп где вдоль рейнских берегов черепа на черепках
Волкодав не доглядел что по крови я волчок колыбельный недозверь
Кончит черный передел что бахтин надерридел далее молчок

(16 февраля 1997)

У греков — жизнь любить, у римлян — умирать … А. Кушнер

Весеннее небо в огрехах
Просыпанных мимо дождей …
Да что все о Риме да греках,
Не эллин я, я — иудеи,
Летучая малая спора,
Грибницы усохшей зерно,
От Книги ослепшего взора
Поднять не успевший.
Давно у Рима, и мира, и рока
Я выучил смерти урок.
А жизнь убегает с урока,
Туда, где в ветвях ветерок.

(16 февраля 2001)

прощальные буриме

Цель творчества - самоотдача,
А не прогулки при луне.
Любовь - не вздохи на скамейке,
И не шумиха - не успех.
И муза убегает плача,
Кляня центоны и римейки,
От них, от времени, от всех,
И колокол звонит по мне.

Из цикла Я ЛЮБЛЮ ХОДИТЬ БОСОЙ ПО БУТЕРБРОДАМ С КОЛБАСОЙ

Из Гэлетта Берджесса

(Trapping fairies in West Virginia,..)

Ловил я фей сачком в Молдавии —
Нигде не видел феи костлявее!
Вот разве в Западной Вирджинии
Такие ж тощие да синие …

"" "" ""

Загляну—ка я под мини:
Интересно, что под ними?
Ведь на миди мы в обиде,
Ничего под ним не видя,
А заглядывать под макси
Удается только таксе.

"" "" ""

Из Огдена Нэша

(Called by a panther, don’t anther)

Окликнутый пумой —
Подумай.
Если тигр подзовет тебя: Вася! —
Не отзывася.
Но если Президент, светло улыбаясь и прямо глядя в глаза,
Предложит тебе занять пост Премьер-Министра —
Убегай быстро.

"" "" ""

Ржание — конской речи содержание.
А если нет корма, то форма.

"" "" ""

Закон есть закон …
… но неужели и марсиане
распределены по гауссиане?

"" "" ""

И я жгу Париж, и я!

(На получение художником Владимиром Янкилевским

мастерской от города Парижа)

Я на лавочке сижу,
а на мне висят бижу,
на бижу сидит блоха,
распевает Сулико,
далеко ли до греха?
До греха недалеко!
О-ох …

"" "" ""

Однажды кошка поймала мышку…

(Три стишка для внука Никиты)

1.
Однажды кошка поймала мышку,
Чтоб ей почитать интересную книжку.
Но мышка сказала: «Я очень устала!»
И сразу заснула, и слушать не стала.
Печальная кошка сидит у окошка,
И даже с досады всплакнула немножко.
2.
Однажды кошка поймала мышку,
«Пойду, — говорит, — покормлю Никишку!»
— А мышка бежала домой вприпрыжку,
Купив по дороге пучок редиски,
И так ответила глупой киске:
«Никита мышек есть не готов,
Зато очень любит сушеных котов!»
3.
Однажды мышка поймала кошку …
Нет! Это лягушка поймала мошку,
И угостила превкусной крошкой
От пирога, испеченного мышкой,
Так увлеченною толстой книжкой,
Которую ей подарила кошка,
Что у пирога подгорела корка …
Ой! Дедушке, видно, нужна передышка.

Академия в Нижнем Мире

Академику Якушкину, потомку декабриста, эксперту КГБ по делу Н. И. Вавилова:

Подъяв цареубийственный кинжал,
Дед вышел в ночь — и в петле закачался.
Внук подражал — он тридцать лет дрожал,
Доносы врал, и от стыда скончался.
Мораль: была бы сила в генах,
Устойчивых и неизменных,
Когда бы внешняя среда
Им не наделала вреда.

Академику Сахарову, с глубоким уважением:

Ах, прошибить бы историю лбом бы
в те трогательные моменты,
когда отцы водородной бомбы
начинают платить алименты …

Академику Логунову, который посрамил Эйнштейна:

He flatly said:
The World is flat!
It is so sad
To think like that…

Академику Примакову, и проч. и проч.:

И академик, и шпион,
Воздухоплаватель и плотник,
Во всех своих обличьях он
Всегда был честный партработник.

Из Р. Киплинга

(Общая эпитафия 1914-1919)

— Отчего вы лежите здесь, мертвецы?
— Оттого, что лгали наши отцы.

Подражание И.Б.

Russians are tragic Italians (anon.)

Я мог бы родиться в Италии. Звали б меня,
скажем, Джорджо Манини. По воскресеньям родня
собиралась бы в церкви, а мужчины сидели в таверне,
обсуждая политику и австрияков браня.
На шершавых фасадах поганками после дождя
высыпали б портреты Дуче, то есть Вождя
Всех Времён и Народов, а Владимир Владимирович
Маринетти будил меня утром, мировой капитал гвоздя.
В Пионерском саду, где Салгир* вливается в Тибр,
и мафиози идут из киношки в тир,
науке любви меня бы учила Мазина,
в воспалённых сумерках, после школьных игр.
Впрочем, всё так и было. Nel mezzo del
cammin … (и т.д.) душа покидает юдоль
скорбей… (и проч.) и оглядывается. Тоскана с Тавридой
уплывают, неразличимо сливаясь, вдаль.

Салгир — речка, протекающая через город Симферополь в Крыму, где автор родился и жил в годы 1937 — 41 и 1945 — 53.